Ирина Михайлова и "АЛОЭ"

Ирина Михайлова

...И сердце беспечно опять

Посвящается теням великих:
Тао Юань-мин, Мэн Хао-жань
Ли Бо, Ду Фу, Бо Цзюй-и
Ли Цин-чжао, Синь Ци-цзи
Басё, Камо Мабути
Таясу Мунэтакэ, Одзава Роан
Рёкан, Кагава Кагэки
Татибана Акэми, Окума Котомити.

1.

Бесприютный странник,
сквозь тысячи лет пути
к какому дому
надеешься ты прийти?
Шум ветра в сосновых ветвях.

2.

Прочитана книга
и брошен на пол платок,
впитавший поток
слёз, облегчающих скорбь,
слов, украшающих боль.

3.

Внезапно – слёзы.
Вдруг – течет из сердца
неявленная жизнь.
Мгновенье – ум распахнут,
и снова – палец на устах.

4.

Ни слова не стечет
с холодных уст,
сухи глаза,
подрагивают руки,
в прах выгорело сердце.

5.

Серый камень,
на нем – засохший лист.
Кто скажет мне: держись!?
Пространство не удержит тела вес.
Пронзили корни злую пустоту.

6.

Моим корням
опора – пустота.
Глядеться вниз –
захватывает дух.
Как ощутить, что это – дом?

7.

Вглядеться пустотой
в пустотность бытия,
небытием напиться,
пусть оно в пустой
несуществующий живот течет.

8.

Черные голые ветки
пронзили холодный воздух.
Бледное неба лицо
покрылось морщинами -
трещинками тонких сучьев.

9.

Ранний зимний закат.
Блекло светит с небес тишина.
Но розовый дом
отвечает полоске зари.
С темнотою погаснет и он.

10.

Я молча отвечаю тишине,
что полусферой горизонт накрыла.
Я говорю ей:
я такая же большая,
такая же свободная, как ты.

11.

Мы с тишиною вместе
льемся в этот сад,
среди ветвей струимся
и несем с собою
предчувствие раскрытых лепестков

12.

Ты раскрасил охрой,
теплой, как твое покрывало,
стены домов,
что на запад глядят,
о, короткий зимний закат.

13.

И что поэзия такое,
как не мгновенный блик
на сумрачных волнах
от солнца, что скользнуло
по граням пиков в ледяных горах.

14.

Что – слово? Под руками
ткань жизни расползается на нитки.
Казалась прочной –
стала призрачной.
И эхо затихает в пустоте.

15.

О, пустота,
мы из тебя веревки вьем,
ткём скатерти и одеяла,
мосты и стены строим.
Набили призраками пустоту.

16.

Призрак сердца,
призрак мысли,
призрак рук на одеяле,
призрак комнаты и солнца.
Все мы призраками стали.

17.

Я в небо на себя смотрю –
потустороннюю.
Она с той стороны зеркальной линзы
недоумевает:
я на том свете неужель – такая?

18.

Здесь на траве и на снегу,
на бурой пашне и на сером камне
себе кажусь предельно постоянной
в прижизненном бреду.

19.

Лежу в тишине.
Чашка с вином – подруга.
В далекой стране,
в далеких столетиях
старым китайцам подстать.

20.

Когда улетающим птицам
на пепельном небе
ты даже рукой не махнешь,
но мысленно скажешь:
летим!...

21.

Я красным вином
пепел неба и сердца кроплю,
кровью окрасив туман.

22.

Не плачется мне.
И из строчек сухих
ручей не бежит.
Гонит ветер позёмкой
холодные злые слова.

23.

Созерцаю закат:
растворяется солнце в воде,
птицы смолкли давно.
Растворяется сердце в земле,
чувства яркие смолкли давно.

24.

Кто наблюдает?
Мысли стихли,
и чувств не пылает огонь.
Кто же бродит в печали,
на угли потухшие глядя?

25.

Не отдать ли ветру
легкие руки,
заре вечерней –
остатки желаний?
Пусть растают с ней в бездне ночной!

26.

По улице шла.
Миры проплывали мимо:
прохожие люди.
А я не глядела им вслед,
вселенных постичь не пыталась.

27.

Город, город, ты жив?
Черные ветки твоих тополей
ждут прихода весны,
чутко дышат ветрами.
Послушай их мудрые сны!

28.

Скоро весна.
На осине новые листья
спросят меня:
как зиму пережила?
Что им ответить?...

29.

Осина старая
оденется убором
из новых листьев.
А мне-то чем украсить
состарившийся ум?

30.

Полная луна,
когда б не ты на небе,
чем наполнилось бы
сердце опустелое?
А так – из чаши льешься через край!

31.

Тысяча лет,
как ты тосковал о друге,
что вместе с тобой
луной любоваться не может –
уехал… Меня позови!

32.

В тихой беседке
луна очертила рельефно
нефритовый столик,
где шахматы и вино,
где старый поэт и я.

33.

Из высокой башни
смотреть на широкие степи
и дальние горы
и грустью вино разбавлять –
о, как мне это знакомо!

34.

Залив вином рукав,
сломала гребень яшмовый
и долго в степь смотрела,
где всадник потонул…
Не я ли то была?!

35.

«В нашем мире 42 года
принято считать возрастом,
когда настает время
сдерживать чувства».
Камо Мабути

Мои сорок два
стремятся взойти в сорок три,
и шире поток,
но уже сердца тропа,
и меньше цветов у тропы.

36.

Дурные вести
о скорбях, болезнях…
Вначале – тоска.
Но вспомнишь, что всё – пустота,
и сердце беспечно опять.

37.

Как старый китаец,
вино разбавляю тоской.
Сначала горчит.
В подруги луну приглашаю,
и сердце беспечно опять.

38.

Мир полон скорби.
Если в этот день
смогу побыть в тиши,
с собой наедине,
грех в это время танки не писать!

39.

Напишешь танку,
где строка с вином слилась
и стала сладкой,
испытав все боли,
и горечи набрав от тополей…

40.

Когда вся боль,
что пройдена тобой,
переболит,
и зарастут все раны,
на этих шрамах роза расцветет.

41.

Я розы лепестками,
что выросла из сердца,
избывшего все беды,
вино посыплю щедро,
и выпью за любовь!

42.

Пришедший же – уйдет…
И будет равен смерти
последний долгий путь.
Ушедший возвратится вновь.
Невыносима легкость бытия.

43.

Сладкий вкус яблок,
прикосновенье руки,
тоненький месяц,
с летом сливаясь в одно,
дарят печаль бытия.

44.

Лёгкость и мрак,
тяжесть, сияющий свет,
печальная ночь,
серый, бессмысленный день –
тонкая суть бытия.

45.

Родится ночь,
когда потухнет день…
Луна светильник,
светлячками полный свой,
несёт, куда захочет.

46.

Все видели это –
мерцающий искрами снег
под ярой луной.
Так много написано строк,
но как не добавить своих!

47.

Самой ли понять,
у Бога ли мудрость просить?
А небо плывет высоко -
то птицы куда-то летят,
то звёздный кружит хоровод…

48.

О, где ты, друг мой,
что со мной в тиши ночной
луной бездонной
любовался и вершиной
дымящейся средь неба Фудзи?

49.

Не ведает небо
тяжелых раздумий о счастье,
морям незнакома
тоска о неведомой доле…
Мне неба и моря синяя песня близка.

50.

Голубая печаль
хороша, как рассветное небо.
Ясный свет
льётся, ласков и тих,
так, что хочется стать тишиной.

51.

Чем ближе к небу и к земле,
тем тише гомон голосов.
И капли водяных часов,
и чашки мерные весов
не о добре уже и зле,
не о спасительном руле,
а просто – хорошо пришел,
и после – хорошо ушел,
о, Татхагата.

52.

Кому достанется
любовь, что вызревает
в укромном сердце?
Пускай летит по ветру –
он – надёжный почтальон.

53.

Как это странно –
утоляю стихами печаль,
и чужое седое сердце,
что грустило столетья назад –
близкий друг, с кем любуюсь луной.

54.

Дай мне, Господи,
смерти высокой –
умереть, глядя в небо.

55.

Дольше длится день,
зима идет на убыль.
А что во мне
весна, нахлынувшая вновь,
сумеет пробудить?

56.

Весной осина
под моим окном,
хоть и стара, зазеленеет снова.
Чем мне ответить ей,
чтоб знала – я жива?

57.

Добро там, или зло –
что трепетать
над чашами весов,
когда ни в том и ни в другом
уж нет былого вкуса?

58.

Испытывая боль,
от боли излечиться
всем сердцем жаждешь.
И тот лишь боли неподвластен,
кто болью стал, объятья ей открыв.

59.

Занятная наука –
холодным сердцем и умом
слова и чувства
препарировать в попытке
понять, зачем угас огонь.

60.

Пучок стихов
и венчик странных песен,
в ладошке слёзы,
в другой – дыханье ветра –
вот всё моё, Владыка, достоянье.

61.

Нестройный и тонкий
плывет из сердца поток.
Но кто разгадает,
какими морями
и звёздами сердце полно!

62.

Кто душу сможет
преклонить к моей душе,
вглядеться вглубь,
разгадывать загадки
и вздрогнуть, обжигаясь резонансом?

63.

Как хорошо
в постели целый день
наедине с собой
и с книгой пятистрочий
писать подобные из собственной души
(болтать с японцем через сотни лет)!

64.

Этот мир и велик и странен,
кажется, будто рассказан
поэтами весь до капли.
Но снежинки слетают в окне,
так, что вряд ли кому описать.

65.

Старый японец
со мною в постели одной.
В доме нет ни души.
Сеет снеги февраль.
Я учусь у них тишине.

66.

Мои диалоги
со старым японцем
на белом листе.
Он кистью писал,
на компьютере – я.

67.

Я отвечаю
старому японцу,
как будто сотен лет
меж нами не бывало –
ведь та же надо мной луна!

68.

Печальный лик
полночное светило
склонило надо мной,
и мнится мне еще луна,
что в водах Суминоэ отразилась.

69.

Кому красоты
подставляешь ты свои,
природа диких гор?
Наивен алчный человек.
Гармония жива и без него.

70.

Усталой душе
нестерпимо предчувствие
буйства цветенья.
О, как же мне слиться с тобой,
беспощадной весны красота!

февраль 2004

Для писем

Вернуться к главному меню

Вернуться в раздел Разное

(с) - И.Михайлова, 2005-2007