Ирина Михайлова

Стихи разных лет









Свет ваджры и звон колокольчика

Тишина. На безмолвных вершинах – снега.
Тонким пологом мягко ложится рассвет.
Возвращает реальность в свои берега
Растворенный в ночной беспредельности свет.

Иллюзорность событий дневной стороны
Предваряет созвездий полуночных шаг.
За мерцающей тканью тихонько слышны
Равномерные вздохи – свершается брак.

Лунный свет преклонился у ложа в ногах,
К изголовью припал солнца луч золотой.
Бесконечное утро продлится в веках.
Бесконечный союз – совершенный покой.






Речь безмолвна Твоя. Но пойму
водяную природу стиха.
Умирающей рыбой строка
выплывает из сердца к уму.

И когда из бездонных пучин
песнь кита донесется до звезд,
встанет мальчик, исполненный роз,
вне объятий греха и причин.

Мертвой рыбы коснувшись рукой,
он живой ее пустит в волну,
и она, уходя в глубину,
брызнет по морю дерзкой строкой.






Рожденный ползать, не летать,
Жевать траву, толстеть и пахнуть,
Не может вдруг затрепетать,
Взглянув на мир с куста и ахнуть.

Но срок придет и, спрятав в кокон
Набитый хлорофиллом бок,
На свет родится мотылек
И полетит в огонь из окон.






Предчувствие истины – суть бытия.
И нет на вопросы разумных ответов.
Касаешься сердцем вселенной, и где-то
Родная душа отзовется, любя.






Ты вслушайся, остановись!
На карусели мирозданья
Несется искорка сознанья,
Печенкой в твердь, душою ввысь.

И где-то на краю вселенной,
Но в центре сердца твоего
В тиши таится естество
И ясность вечности мгновенной.






Направлен взгляд на небо
Внутри пустого сердца,
Где светится в молчанье
Одно простое слово.

И слово не ответит
На возглас удивления,
На долгое вниманье
И шепот полусонный.

Оно молчит извечно
В глуби пустого сердца,
Простое, как пространство,
Глубокое, как небо.






Квинтэссенция всех одиночеств –
Одиночество смерти.
О, возьми меня в смерть свою,
Мой любимый!
Но, взойдя на костер твой
Погребальный,
Своими воротами выйду.






Он умирал.
Весь мир и люди в нем,
И самое родное
Ушли в туман.
Остался он. Один.
И это ощущение себя
Заполнило пространство
И стало миром, жизнью
И дыханьем,
Затем дыхание замедлилось,
Остановилось,
И бытие само в себе
Пролилось в бесконечность.
Вот так и надо было жить! –
Успел подумать.






Ты слышишь? Ты еще жива,
Моя медлительная нежность?
Тебя коснулась безнадежность,
И не кружится голова.

И пряных трав душистый омут,
Безликий гул подземных вод
Стремительно в водоворот
Небытия, как будто к дому

Меня несут в покой, на дно,
В неразделенность и неспешность,
И тихо светит безнадежность
В прозрачной нежности окно.






На дне дна под илом
Под сном миллионолетним
Я – одна и забыла
Каким и когда последним

Называли меня именем
И был ли у имени звук?
Какими древними силами
Пульсирует этот стук

Сердца еще не рожденной
Вселенной? Бьется в дно
Ниже дна, от-делённая
От ила и одно

Движение, один ритм
Со мною несуществующей...
Прорываюсь вниз с криком
Новой Вселенной бушующей.






Кап кап - Земля поглощает
Звездной капели стаккато.
Небо планету собой орошает,
Нежностью лунной объято.

В дальней стране за семью горами,
Где озеро и гранит,
Белых цветов ледяное пламя
Нежностью Землю хранит.






Легчайшее прикосновенье,
Как лепесток, упавший с розы,
Но не задевший – дуновенье,
Полета тень, метаморфозы,

Изгиб пространства, угол зренья,
Кристаллы времени и чувства...
Так пробуждается искусство
И колдовство прикосновенья.






Христос и Будда. Может быть,
Меж ними дней не так уж много,
И галилейская дорога
Неявно тянется в Сикким.

Два сердца и одна музыка,
Что им подсказывала такт,
И вился в беспредельность тракт,
И пела вечность, многолика,

Над каждой буйной головой,
Что в их присутствии очнулась
В едином вопле: «Боже! – Мой!»
И цепь истории замкнулась.






Но если знать, что это сон, –
Цветут сады и слышен звон
За толстой каменной стеной –
Пройди насквозь, и мир весь твой!

И нет хозяев и богов,
И хищных черных башмаков.
Зеленый, желтый, голубой
Танцует свет над головой!

Дышать ты можешь под водой,
Побыть и рыбой и звездой,
В бездонный космос улететь,
И в глубине у Солнца петь.

Крылатый золотой дракон –
Твой брат, что в вечности рожден.
Храня улыбку в блике глаз,
Тебе представит он Мумтаз,

Что Тадж-Махала госпожой
Предречена была зарей,
И вознеслась. И с тех времен
Там смех ее – воздушный звон.

И ты поймешь, что ты – Мумтаз,
И мудрый пламенный топаз,
И песня тихая ручья,
И вся пустотность бытия.






Настойчив вечер - не дает сложиться песне.
Нестройны ноты - те, что вплыли в полусне.
Простой сюжет с крестом и розой, что прелестней
любых историй о несбывшейся весне.

О чем расскажет голос флейты тростниковый?
О чем играют пальцы, следуя тоске?
Мне путь ложится вдаль незамкнутой подковой,
и я иду вдоль прежних знаков на песке.

Кресты сияют, пронизая космос светом,
пылают розы алым пламенем любви.
И грех мой тяжкий вдруг становится ответом,
и боль бальзамом льется в омуты твои.






птица нездешняя
одинокая странная
со звездой разлученная
певчая и печальная

на землю падала –
жестока гравитация
под перьями раны
но летит с прежней грацией

а песня тише
и черней беззвездное небо
птица летит все выше
где нет воздуха где только небыль






Моя галактика, далекая Вселенная,
Где ангел мой хранитель проживает,
Он обо мне единственной скучает,
И прилетает, коль весна, как вьюга, пенная.

Он на балконе на перилах сядет,
Рассказывая мне про ту галактику,
И лунный свет играет в математику
На двух крылах, опущенных не глядя…

Он улетит с рассветом, растворится
На рубеже воздушного пространства,
И я, взглянув в небесное убранство,
За ним взлечу невидимою птицей.

Мой светлый ангел ждет меня на круче,
На высочайшей из вершин планеты.
Оранжевым и синим сном одеты,
Внизу в долине проплывают тучи.

Моя галактика, планета о двух солнцах,
Километровых трав ленивых колебанья…
Мы с моим ангелом творим очарованье
Пространства, воздуха и вольного потока.






                     Странник

                                Хазрату Инаят Хану

В сухой земле, где только чахлый куст
вцепляется в безжизненную почву,
из скудного эфира жадно тщусь
извлечь поэзии цветок живой и сочный.

Но мертвен ветра шум в безжизненных песках,
пустое небо равнодушно и безлико.
Умолкли чувства, сгинул даже страх.
Нет вдохновения в стране глухой и дикой.

Но светлый странник пересёк пустынный зной,
сияньем мысли тронул мёртвый воздух,
и я пишу, и куст опять живой,
а странник вдаль идёт, отринув отдых.






Раздавишь тлю – перекосится мирозданье,
и множество вещей во всех его концах
придут в движенье, напрягут сознанье,
удерживая стрелки на весах,

выравнивая чаши, создавая вихри,
смывая волны причиненного вреда…
Восстановить в глобальных сферах цифры
Вселенной стоит многого труда.






И это есть задача Духа –
где косный камень, плоть и холод,
внести сначала зверский голод
и наточить стремленье слуха

на извлеченье из пространства
извечной пищи – красоты,
и жажду чистой высоты
дать утолить из постоянства,

и бесконечностью мечты
манить предерзкое сознанье –
собой заполнить Мирозданье
и осознать, что я есть Ты.






                            Джону Маклафлину

Из жажды выстругать стрелу,
пустить ее с надеждой в небо,
рассеять облачную небыль
и к звездным песням протянуть
струну зачёрвствленного сердца,
испить Божественный мотив,
затрепетать в нем, искупив
пустые дни желанным действом
и, сердце Богу открывая,
пролиться Музыкой без края.






Отчего не выпить в хорошей компании?
А компания нынче собралась чудная –
Промытое небо, лужи с облаками,
Я да рассветная улица безлюдная.

Мокрым деревьям прохладно, юно,
Новые листья подмигивают ветру.
Он все мои глупые заморочки сдунул,
В нем беспечно канули вопросы с ответами.

Ваше здоровье, друзья весенние!
По асфальту иду меж двумя небесами.
Цветущие вишни – мое спасение,
Да тихие миги вечности утренними часами.






стоит разлом, раскроен череп
разбит расстроен разорен
но полотно сознанья верит –
вместилище меня – не он

по закоулкам мирозданья
как по сусекам поскребу
осколки самоосознанья
смету в замшелую избу

изнакурнож на океане
Соляриса, где все – обман
я – колобок в меду, в сметане
и я – туманный океан






Душа, распятая меж бездной в прошлом
И бесконечным мраком впереди,
Споешь ли песню обо всем хорошем
У серой стенки со свинцом в груди?

Из тела вырвись, в неизвестность метя,
Ни в свет, ни в тьму не веря, оглянись,
Воспоминания оставь планете
И прочь в холодный космос вознесись.

Теряя на лету лохмотья мысли,
Меж ярых звезд болтаясь в маете,
Вернешься вновь, притянутая жизнью,
Учить себя и всех Великой Пустоте.






парафраз из А.Блока на ваджрные темы

Я знать хочу, хоть в знанье счастья нет,
и не на чем уму резвиться,
но все во тьму влечет алмазный свет,
и им, как колокол, хочу светиться!






…но сколько бы ни лился шепот звезд
в мои ладони и уста сухие -
небес и вод единая стихия,
я сердцем пью нектар рассветных рос!






Из тихого сияющего утра
прольется вкус и запах бытия.
И сколько б ни рыдала лития,
и что б ни обещала Кама сутра,

куда б ни заводил тантристов путь,
кто б ни вещал словами Дао Дэ Цзина,
как бы ни лился голос муэдзина,
всё уже здесь, и только в этом суть.






Милосердны снега, покрывающие гной земли.
Милосердная тьма скрыла немощь осенних дубов.
Милосердная смерть снаряжает свои корабли
в путь до недостижимых надеждам земным берегов.






Вершина лета. Вечер. Звон цикад
расшил пространство сетью серебристой
и с небом ум соединил. В обеих
бездонных пропастях пропасть
хотело б сердце, рыбой незаметной
иль птицей в омутах межоблачных скользить,
не быть ни хомо, ни звездой,
ни сапиенсом, ни песчинкой,
а легкой тварью гибко проплывать
вдоль бесконечных листьев ламинарий.

И это сердце, ставшее теченьем
слезы в ручье, дождинки среди ливня...
О чем я? Вечер, звон цикад,
вершина сердца, тронутого неизменной
неразделенностью пространств, любви...






Медленный фазовый сдвиг

...И над взлетевшей душой –
Шорох дыхания флейты,
И в одинокой воде –
Отблеск последней звезды

Из-под иллюзии зренья
Слабо, едва различимо –
То, что увидишь собой,
Если закрыты глаза

Редкие, редкие птицы
Косо на пепельном небе
Нотой виолы летящей
Росчерком сочным смычка

Зыбкая ткань бытия
Так жалюзи раскрывает
Скрытый доселе простор
Медленный фазовый сдвиг.






не спеши отнимать
упрошу умолю
милосердия дать
в злую темень мою

не спеши я жива
привкус слов так горчит
и седа голова
после стольких обид

но посмею рыдать
сыпля прахом на грудь
не спеши отнимать
дай на небо взглянуть






             Способность видеть свет

Твой свет, твой ясный свет сквозь черствость
                                                              ожиданий
Несбывшихся, запрет на веру и любовь
Я ясно вижу вновь сквозь дали расставаний,
Иллюзию страстей, где бушевала кровь...

И были сметены ударами победы
Непрочные мосты прощенья и тепла.
Недаром так близки слова победы – беды...
. . . .
Способность видеть свет еще не умерла.






О, светлые, раздумчивые строки,
волны слепой и теплой говорок.
И, взрезанные мигом, пали сроки,
и голос мой уже не одинок.

Я чую силу солнечного слова.
У переплета книги птичий вид.
И рыба Образ избежит улова,
шаман отпустит и рыбак простит.

Заменит эхо звуки целованья.
Беспечный отрок нож протянет мне –
отсечь в уме печать образованья
и сжечь печаль в пространственном огне.






На Крестовском острове

Зеленое лето. Зной
Наполняет тело покоем.
Стремления остановились.
Всё – здесь и сейчас. Старый парк.
Пруд с темной чистой водой.
Подводное царство живет
Потоком прохладной тайны.
Извилистые берега –
Обиталище старых гигантов:
Серебристые тополя
Вперемешку с курчавой березой
И круглыми шапками ив.

По ступеням на водопой
Шествуют львов изваянья.
Блещет на солнце вода,
И львы отвернули морды,
Прищурив глаза, не смотрят,
Как лебеди пересекают
Пруд, словно эльфские лодьи.

Ступени, что здесь опускаясь,
Ведут через водное царство,
Восходят к храму напротив.
Без стен, лишь колонны и небо.
И между колонн твое сердце,
Поддержанное их стремленьем,
Сливается с ясным светом,
Текущим с воды и неба.

И вот ты – везде и сразу:
Со львами на мраморных плитках,
В зеленых ветвях деревьев,
Среди лебедей в нестерпимом
Сверкании водной ряби,
В темных глубинах, где рыбы
Плетут замедленный танец.

Ты – свет, ты – биенье их сердца,
Ты – трепет листвы и дыханье
Знойного ветра, цветущего
Ароматами листьев и трав,
Заключен в миллионах форм
И, так же предвечно – бесформен.
И слов больше нет. Бытие
Из себя порождает миры.
Конец всех путей и начало
Бесконечных бессчетных дорог.






Слова приходят немыми.
Они приходят оттуда,
Где, скрыты плотным туманом,
Цветут серебристые травы,
И флейты нездешней голос
Рождает времен переливы.

Слова приходят, как ветер
С дыханьем цветов незримых.
Сквозь щель в пелене тумана
Приходят неясно, смутно;
В тяжелом и косном мире
Себя окружают тайной.

Но древний наряд багряный
Надев и возвысив сердце,
Закон молчанья разрушу;
И ясным огнем надежды
Высокий отзвук созвездий
В земном засияет мире.






Я – солнечная, смеющаяся, светлая,
Увенчанная травами и зеленой звездой,
Я вожу хороводы с бабочками и кометами,
Я улыбаюсь всем, кто следит за мной.

Я в платье из одуванчиков и в перстнях
                                                из метеоритов,
Ветер играет подолом и сдувает пушинки прочь,
Я танцую на радуге рио-риту,
Я потеряла страх, и мне уже не помочь.

А черные ночи, что смотрят кошачьими глазами
И строят козни за моей спиной,
Я рассыпаю в искры, тряхнув волосами,
И они мотыльками кружат надо мной!






На просторе вдоль лета, вдоль теплого света
льется день мой сегодняшний, и мысли чисты.
Нынче Вышним приветом я волшебно согрета,
и мне падают в руки посланий листы.

Развивая, сплетая пряди чувств и движений,
в танце жизни я, нежная, тку свою колею.
И в экстазе пространств, кружевах положений
Небесам, благодарная, я душою пою.

Помоги стать свободной, как пепел – сожженной,
легким ветром рассыпанной над игривой волной,
вторить ветра движениям, и в волне отражениям,
и мелодии песни, летящей со мной.






Просто свет, ты видишь – рождается свет,
И голос чуть слышно так нежно звучит в глубине.
Я знаю историю – чудную, легкую, тайную,
Захочешь – тебе расскажу под зеленой звездой в тишине.

Мой день настает, неизменно случаен и смутно наполнен мерцаньем.
Затворяю засов – не прорваться ненужным гостям.
Здесь в котле моем варится смесь из лесов, водопадов и странных созданий,
Я мешаю в котле и готовлюсь к любым новостям.

Распахнется, тихонько ль откроется дверь скромной кельи,
Ты войдешь, или ветер родные слова принесет,
На ладони подброшу, смеясь, три песчинки видений
И в трубу улечу, чтоб подергать комету за хвост!






                                  Атомные руны

Теплый голос глаз, след от движенья руки
На малом, малом пространстве от кожи до кожи
Между ладонями мир и пути в нем легки
И наши имена еще до рождения были похожи

А я пью воздух с руки легковерного ветра
Принесшего запах воды и эхо невидимых струн
Тихо, тихо у сердца в чаше ладоней согрета
Мелодия вечного мира и тайнопись атомных рун

В пространствах закрытых глаз – миллионы сияющих солнц
Не оттуда ли центры галактик взяли свой звездный экстаз
В темноте, где слились дыханья, из прозрачных глубин принес
На алтарь безумной надежды свой предутренний тихий рассказ






                    Драконы

В закатном прозрачном небе,
В глубокой дали пространства,
Как осени ранней птицы,
Подобно листве летящей,
У края воды и неба
Над пурпуром горной кручи,
Златые над синей бездной
Вершили полет драконы.

Их древний и вечный танец
Чертил иероглиф Мира.
Слова изначальной Жизни
Ветра разносили в страны,
Туда, где никто, наверно,
Не верил в живых драконов,
Но каждый, быть может, слышал
Таинственный шепот ветра.

И кто-то у края моря
Однажды во сне ли, в песне
Увидит затихшим сердцем
Парящих златых драконов
Над берегом дальним-дальним
Где слово родит молчанье.
Встает и заходит солнце,
Доколе летят драконы.














Для писем

Вернуться к главному меню

Вернуться в раздел Разное




(с) - И.Михайлова, 2005-2007
Hosted by uCoz